Меня сразу предупредили: бабушка со странностями, за нее надо молиться. Кроме того, у бабушки — сложный характер. Я пропустил все это мимо ушей. Мне нужно было побыстрей снять комнату, я полагал, что могу поладить с любым человеком. Впрочем, с Ниной Федоровной мы действительно подружились. Когда нас представили друг другу, мне запомнился ярко-красный платок, повязанный у нее на шее. Про себя я подумал, что обычно ярко-красные вещи позволяют себе высокомерные красавицы. Как оказалось, я угадал. Хозяйка квартиры была красива в молодости. Эта красота еще не совсем увяла: черные густые волосы почти без седины, черные выразительные глаза, отсутствие лишнего веса. Много лет назад мужчины дрались из-за нее. Она привыкла к этому. Поэтому смотрела на всех мужчин немного свысока и была грубовата с ними. Немного тревожным показался мне ее взгляд. Ее странную нервозность я приписал тяжелому прошлому, что, впрочем, тоже было верным предположением. Она прошла через многие трудности в жизни и имела жуткие для моего понимания детские воспоминания, о чем потом рассказывала мне, когда мы пили вечерами чай на кухне. Когда она рассказывала мне истории из обыденной жизни «русской глубинки» у меня было ощущение, что это истории из жизни в аду. У нее не было детей и почти не было близких родственников. Свою квартиру она подписала на пасторов маленькой общины, где была прихожанкой.

Окна этой квартиры выходили на футбольную площадку, зажатую между многоэтажками и редкими деревьями. Я часто смотрел как там по выходным играют мальчишки. На подоконнике в крошечной кухне стояли большие горшки с алоэ, в старом холодильнике кроме продуктов хранились многочисленные лекарства и таблетки. В квартире были две комнаты, разделенные коридором с входами в ванную, туалет и на кухню. Когда я входил в квартиру, открыв сначала внешнюю железную дверь, а затем деревянную, налево была ее комната с балконом, направо — моя. Сразу у дверей у меня в комнате стояла старая (как и все в квартире) и большая кровать. Над ней висел портрет мужчины в толстой рамке. Это была фотография ее последнего мужа. В первую же ночь меня разбудили звуки из комнаты Нины Федоровны: она что-то говорила, кричала на кого-то, и била палкой по своей постели. Я не принял этого всерьез, вспомнив своего деда, который ослабел умом в старости. Я тоже жил с ним в одном доме, и по ночам он будил меня, утверждая что за ним пришли «двое из органов». В общем, я был «подготовленным» к таким ситуациям. Хозяйка квартиры, в которой я тогда жил, имела другую проблему. Дело в том, что Нина Федоровна долгое время была ученицей какой-то колдуньи, жившей в пригороде Ленинграда. Как она говорила, это была самая могущественная ведьма по всей области. Не помню как именно, но однажды Нина Федоровна попала в новообразованную евангельскую церковь, где к ней очень хорошо отнеслись. Ей объяснили, что такое колдовство с точки зрения Библии. И она заявила своей «учительнице» что уходит. Ведьма очень разозлилась: «от меня никто просто так не уходит!», «ты не жилец на этом свете». «Это мы еще посмотрим» — ответила Нина Федоровна и ушла.

С тех пор прошло достаточно много лет. Все это время не прекращалась духовная война. Бывшая ученица ведьмы могла ночи напролет распевать духовные песни и библейские псалмы, молиться или просто читать Библию. Пусть с большим трудом, но ей удавалось «отбиваться» от нечистых духов, которые приходили к ней почти каждую ночь. Как я выяснил, когда она била палкой по постели, стенам или своему телу — она отгоняла от себя бесов, которых, возможно, видела или просто чувствовала. Однажды она среди ночи разбудила меня и настояла чтобы я помолился за нее. Я встал, прошел в ее комнату и стал молиться. Однако, поскольку был сонным, моя молитва за нее поначалу была просто набором слов, не более. Она высказали мне свое недовольство: «что это за молитва?!?». Я окончательно проснулся и помолился «с сердцем и душой». После «Аминь» она успокоилась и вскоре уснула, а я пошел к себе, недовольный что должен решать чужие проблемы. Время шло, и по мере того как я проникался атмосферой этой квартиры и характером ее хозяйки, у меня начали возникать проблемы. Сначала я почувствовал страх, на который ответил ежедневной молитвой. Я с ужасом узнал, что сплю на кровати, на которой десять лет пролежал парализованный муж Нины Федоровны, чей портрет взирал на меня сверху. Как я понял, эта его болезнь была, возможно, связана с местью той самой ведьмы. Как-то ночью я почувствовал, что кто-то смотрит не меня из портрета. Мне помог неожиданный для меня самого ход — я снял картину, вложил в нее лист бумаги с выбранным  библейским текстом и повесил картину обратно. Таким образом, как только я обращал взор к картине, я тут же вспоминал этот текст и его значение. Мне стало легче спать. Но не надолго. Вскоре началось то, с чем я не смог справиться.

Опять же среди ночи я проснулся. К своему удивлению, я не услышал криков и бормотаний Нины Федоровны — она определенно спала. С того времени это стало закономерностью — когда не спала хозяйка, спал я, и наоборот — когда спала она, не спал я. Сначала я подумал, что у меня инфаркт. Холод поднимался от ног все выше по телу. Этот холод скручивал тело, было ощущение, что мне трудно дышать. И, конечно же, страх, все тот же парализующий страх! Я встал и побежал на кухню за корвалолом Нины Федоровны — он лежал в холодильнике. Заодно помолился. Вроде бы отпустило. Через несколько дней все повторилось и продолжалось регулярно даже после того, как я навсегда ушел из этой квартиры. Когда я понял, что ни валерьянка, ни корвалол или валокардин не помогают, я справедливо отнес это явление к проявлению каких-то нематериальных сил. Огорчал тот факт, что я не мог как-то классифицировать что это вообще такое. Я не чувствовал, что это бес, так скажем, я вообще не чувствовал что за этим стоит какая бы то ни было личность, иначе быстро бы с ней «разобрался». Было ощущение, что это была «управляемая» мертвая сила, какое-то воздействие. Возможно, это было тем, что в народе называют «порчей», однако я до сих пор не уверен. Психолог, с которым я беседовал, назвал это последствиями переутомления и депрессии, в чем я сомневаюсь. Эти атаки вредили не только телу — они оказывали разрушающее воздействие на мою психику и разум. В моменты, когда было совсем невыносимо, я одевался и выходил на улицу. До сих пор помню те долгие ночные прогулки по заснеженному Петербургу.

И я не выдержал — решил сменить жилье. Я принял решение и съехал в течение нескольких часов. Нина Федоровна была чрезвычайно расстроена вестью о моем неожиданном уходе. После этого мне надо было последний раз увидеться с ней — отдать деньги за проживание, ключи и попрощаться. По дороге к ней в моей голове внезапно сама собой родилась следующая уверенность: открыв дверь, Нина Федоровна предложит угостить меня обедом, развернется и, не дожидаясь моего ответа, уверенно пойдет на кухню. Но самое главное было в том, что я каким-то седьмым чувством понял, что мне не следует идти за ней. В своих размышлениях я возразил: что плохого в том, чтобы откликнуться на гостеприимство и пообедать? Однако чувство осторожности и желание побыстрее отделаться от всего, что произошло в этой злосчастной квартире взяло верх. Все произошло именно так, как я (или не я?) себе «напророчествовал». Нина Федоровна уверенно позвала меня на обед, развернулась, и пошла на кухню. Я грустно улыбнулся ей вслед. Извинился, сказал, что у меня нет времени. Это была наша последняя встреча.

Через несколько дней мне приснился тревожный сон: я стоял и смотрел снизу как по гребню высокого холма быстро ехал большой железнодорожный состав. Внезапно вся эта махина сорвалась вниз — тепловоз и вагоны наклонились и помчались прямо на меня вниз по склону. Я понял что наблюдаю крушение поезда, который, падая, чуть не раздавил меня. Вскоре я узнал страшную новость: Нина Федоровна выбросилась со своего балкона. Высота была не большая, однако, как мне сказали, внизу торчал остаток какой-то трубы, из-за которого и наступила смерть. Одна из женщин, которая хотела навестить ее накануне, стала свидетельницей жутких криков, доносившихся из-за закрытой двери квартиры. Из-за этого она на насколько дней потеряла сон и была на грани нервного срыва. Один из моих друзей прямо сказал мне, что в самоубийстве Нины Федоровны была и моя вина: я не уделял ей достаточно внимания, и поэтому она «сломалась». Я не стал спорить, только подумал, как тяжело было не только общаться с ней из-за ее тяжелого характера, но и иметь дело с ее изуродованными колдовством разумом и душой! Я уже не говорю о риске для своего душевного здоровья! Может быть, я смог бы помочь ей, несмотря на очень трудный период в моей жизни. Для этого надо было посвятить себя борьбе за эту душу. И борьбе чрезвычайно тяжелой, связанной с потусторонними явлениями, исход которой практически непредсказуем. Что я могу сказать? Я теперь знаю, что колдовством занимаются искренно злые и жестокие люди. Я убедился, что те, кто использовал всякие «паранормальные» явления в личных целях, могут нести свое проклятие до конца жизни даже если становятся христианами. Я знаю теперь, что на свете много  естественных и сверхъестественных явлений, перед которыми человек абсолютно бессилен.