Когда я учился в школе, где-то посреди далекого детства, со мной произошел один случай. Несмотря на мой небольшой рост и в общем недрачливый характер я обладал авторитетом. Почему-то (вероятнее всего не за силу) меня уважали. И вот однажды зимой я дежурил в раздевалке. Туда зашел один из “неуважаемых” учеников из параллельного класса. Прозвенел звонок на урок и я встал со своего стула проследить чтобы в раздевалке никого не осталось. Остался только он – тот невзрачный паренек. Я даже имени его сейчас не помню. Бывают такие моменты, когда мы теряем самоконтроль, бдительность и совершаем поступки, которые в общем нам не свойственны. Один из таких поступков, который я запомнил на всю жизнь, я совершил тогда в раздевалке. Грубо оскорбив его, используя матерную брань, я потребовал чтобы он убирался из гардероба. Однако, вместо того, чтобы быстро уйти, паренек, видимо, имея еще остатки достоинства, ударил меня кулаком в солнечное сплетение. Он знал, куда бьет и какой может быть эффект – видимо, несладкая уличная жизнь его кое-чему научила. Хотя у меня перехватило дыхание и потемнело в глазах, я, не подав виду, двинулся на него. Он убежал. Побежал он к своим покровителям, которые в течение нескольких месяцев создавали мне проблемы. Однако не эти проблемы с опытными уличными оторвиголовами огорчили меня больше всего. Я с ужасом осознавал что я поступил гнусно – я покусился на достоинство более слабого человека. На мгновение я возомнил себя выше чем многие, и за это поплатился. Я на собственном опыте убедился в истинности следующих слов из Библии: “Придет гордость, придет и посрамление; но со смиренными – мудрость”, “Погибели предшествует гордость, и падению – надменность”, “Перед падением возносится сердце человека, а смирение предшествует славе”.
Причиной так называемого бытового высокомерия как правило является высокое положение в обществе. В одном из казахстанских городов в военное время жил выходец из Красноярского края. Он приехал строить Транссиб и осел в Казахтане. Со временем из деревенского смышленого паренька он превратился в “железного” человека. Офицер железнодорожных войск, член военного трибунала, начальник вагонного ДЕПО, он почувствовал в какой-то момент что “жизнь удалась”. Он мастерски унижал подчиненных, он подписывал приказы о расстрелах, он ездил на роскошные охоты в степи и посещал партийные конференции. Он добивался любой женщины и никто не решался встретить его на улице и ударить в лицо за его развратные пьяные оргии. Все боялись. Так и шло время. Кончилась война, ушли пятидесятые, прошли шестидесятые, затем семидесятые, восьмидесятые. Он превратился в одинокого слабоумного старика, живущего затворником в своем доме. О нем заботилась только его дочь. Для нее он всегда был “папой”. Для остальных, знакомых с его поступками, он был отвратителен. Отвратителен настолько, что он почитался умершим задолго до его реальной смерти. Его презирали. Унижение не прощается, пренебрежение не забывается. Всем понятно, что все люди равны. Однако волей судьбы одни занимают высокие должности и положения, нежели другие. И вот, когда самооценка повышается, когда уверенность в положении крепнет, рождается высокомерие, убежденность что ты – наверху, а подавляющее большинство неудачников, глупцов и недостойных – внизу. Звездная болезнь, которая, подобно проказе, делает человека изгоем, чужим среди людей. Высокомерных людей можно узнать по выражению лица, по жестам, по легкости, с которой они оскорбляют. “Боги” в образе людей, так сказать. Их участи не позавидуешь. Максим Горький записал чудесную легенду о гордости, которая прекрасно это иллюстрирует.
Многие тысячи лет прошли с той поры, когда случилось это. Далеко за морем, на восход солнца, есть страна большой реки,… Там жило могучее племя людей, они пасли стада и на охоту за зверями тратили свою силу и мужество, пировали после охоты, пели песни и играли с девушками. Однажды, во время пира, одну из них, черноволосую и нежную, как ночь, унес орел, спустившись с неба. Стрелы, пущенные в него мужчинами, упали, жалкие, обратно на землю. Тогда пошли искать девушку, но — не нашли ее. И забыли о ней, как забывают обо всем на земле».
«Но через двадцать лет она сама пришла, измученная, иссохшая, а с нею был юноша, красивый и сильный, как сама она двадцать лет назад. И, когда ее спросили, где была она, она рассказала, что орел унес ее в горы и жил с нею там, как с женой. Вот его сын, а отца нет уже, когда он стал слабеть, то поднялся в последний раз высоко в небо и, сложив крылья, тяжело упал оттуда на острые уступы горы, насмерть разбился о них…
Все смотрели с удивлением на сына орла и видели, что он ничем не лучше их, только глаза его были холодны и горды, как у царя птиц. И разговаривали с ним, а он отвечал, если хотел, или молчал, а когда пришли старейшие племени, он говорил с ними, как с равными себе. Это оскорбило их, и они, назвав его неоперенной стрелой с неотточенным наконечником, сказали ему, что их чтут, им повинуются тысячи таких, как он, и тысячи вдвое старше его. А он, смело глядя на них, отвечал, что таких, как он, нет больше; и если все чтут их — он не хочет делать этого. О!.. тогда уж совсем рассердились они. Рассердились и сказали:
— Ему нет места среди нас! Пусть идет куда хочет.
Он засмеялся и пошел, куда захотелось ему, — к одной красивой девушке, которая пристально смотрела на него; пошел к ней и, подойдя, обнял ее. А она была дочь одного из старшин, осудивших его. И, хотя он был красив, она оттолкнула его, потому что боялась отца. Она оттолкнула его, да и пошла прочь, а он ударил ее и, когда она упала, встал ногой на ее грудь, так, что из ее уст кровь брызнула к небу, девушка, вздохнув, извилась змеей и умерла.
Всех, кто видел это, оковал страх, — впервые при них так убивали женщину. И долго все молчали, глядя на нее, лежавшую с открытыми глазами и окровавленным ртом, и на него, который стоял один против всех, рядом с ней, и был горд, — не опустил своей головы, как бы вызывая на нее кару. Потом, когда одумались, то схватили его, связали и так оставили, находя, что убить сейчас же — слишком просто и не удовлетворит их».
«И вот они собрались, чтобы придумать казнь, достойную преступления… Хотели разорвать его лошадьми — и это казалось мало им; думали пустить в него всем по стреле, но отвергли и это; предлагали сжечь его, но дым костра не позволил бы видеть его мучений; предлагали много — и не находили ничего настолько хорошего, чтобы понравилось всем. А его мать стояла перед ними на коленях и молчала, не находя ни слез, ни слов, чтобы умолять о пощаде. Долго говорили они, и вот один мудрец сказал, подумав долго:
— Спросим его, почему он сделал это?
Спросили его об этом. Он сказал:
— Развяжите меня! Я не буду говорить связанный!
А когда развязали его, он спросил:
— Что вам нужно? — спросил так, точно они были рабы…
— Ты слышал…— сказал мудрец.
— Зачем я буду объяснять вам мои поступки?
— Чтоб быть понятым нами. Ты, гордый, слушай! Все равно ты умрешь ведь… Дай же нам понять то, что ты сделал. Мы остаемся жить, и нам полезно знать больше, чем мы знаем…
— Хорошо, я скажу, хотя я, может быть, сам неверно понимаю то, что случилось. Я убил ее потому, мне кажется, — что меня оттолкнула она… А мне было нужно ее.
— Но она не твоя! — сказали ему.
— Разве вы пользуетесь только своим? Я вижу, что каждый человек имеет только речь, руки и ноги… а владеет он животными, женщинами, землей… и многим еще…
Ему сказали на это, что за все, что человек берет, он платит собой: своим умом и силой, иногда — жизнью. А он отвечал, что он хочет сохранить себя целым.
Долго говорили с ним и наконец увидели, что он считает себя первым на земле и, кроме себя, не видит ничего. Всем даже страшно стало, когда поняли, на какое одиночество он обрекал себя. У него не было ни племени, ни матери, ни скота, ни жены, и он не хотел ничего этого.
Когда люди увидали это, они снова принялись судить о том, как наказать его. Но теперь недолго они говорили, — тот, мудрый, не мешавший им судить, заговорил сам:
— Стойте! Наказание есть. Это страшное наказание; вы не выдумаете такого в тысячу лет! Наказание ему — в нем самом! Пустите его, пусть он будет свободен. Вот его наказание!
И тут произошло великое. Грянул гром с небес, — хотя на них не было туч. Это силы небесные подтверждали речь мудрого. Все поклонились и разошлись. А этот юноша, который теперь получил имя Ларра, что значит: отверженный, выкинутый вон, — юноша громко смеялся вслед людям, которые бросили его, смеялся, оставаясь один, свободный, как отец его. Но отец его — не был человеком… А этот — был человек. И вот он стал жить, вольный, как птица. Он приходил в племя и похищал скот, девушек — все, что хотел. В него стреляли, но стрелы не могли пронзить его тела, закрытого невидимым покровом высшей кары. Он был ловок, хищен, силен, жесток и не встречался с людьми лицом к лицу. Только издали видели его. И долго он, одинокий, так вился около людей, долго — не один десяток годов. Но вот однажды он подошел близко к людям и, когда они бросились на него, не тронулся с места и ничем не показал, что будет защищаться. Тогда один из людей догадался и крикнул громко:
— Не троньте его! Он хочет умереть!
И все остановились, не желая облегчить участь того, кто делал им зло, не желая убивать его. Остановились и смеялись над ним. А он дрожал, слыша этот смех, и все искал чего-то на своей груди, хватаясь за нее руками. И вдруг он бросился на людей, подняв камень. Но они, уклоняясь от его ударов, не нанесли ему ни одного, и когда он, утомленный, с тоскливым криком упал на землю, то отошли в сторону и наблюдали за ним. Вот он встал и, подняв потерянный кем-то в борьбе с ним нож, ударил им себя в грудь. Но сломался нож — точно в камень ударили им. И снова он упал на землю и долго бился головой об нее. Но земля отстранялась от него, углубляясь от ударов его головы.
— Он не может умереть! — с радостью сказали люди.
И ушли, оставив его. Он лежал кверху лицом и видел — высоко в небе черными точками плавали могучие орлы. В его глазах было столько тоски, что можно было бы отравить ею всех людей мира. Так, с той поры остался он один, свободный, ожидая смерти. И вот он ходит, ходит повсюду… Видишь, он стал уже как тень и таким будет вечно! Он не понимает ни речи людей, ни их поступков — ничего. И все ищет, ходит, ходит… Ему нет жизни, и смерть не улыбается ему. И нет ему места среди людей… Вот как был поражен человек за гордость!
(Старуха Изергиль)
Высокомерие имеет также и религиозный окрас. Говорят, в мире полно религиозных людей, которые считают что Бог не уничтожает город или селение только потому что они, непорочные, живут в этих городах. Хорошо известна деревенская, провинциальная религиозная гордыня, чувство превосходства над “городскими грешниками”. Самым, пожалуй, известным примером религиозного высокомерия являлось отношение фарисеев к язычникам. Многие евреи времен Иисуса Христа, уверенные в своем особом предназначении, с глубоким презрением относились ко всему не-еврейскому. Они были горды своим “особым” происхождением, они были неимоверно самодовольны. Благо, закон Моисеев не запрещал высокомерия. И Мессию они представляли по-своему: он должен был окончательно доказать всему миру превосходство еврейской нации. Так они понимали Божественный план “спасения” цивилизации, когда еврейский царь принимает в Иерусалиме поклоняющихся ему послов из всех стран мира. Ну и пасет всех “жезлом железным”. Иисус даже близко не подходил к этому величественному представлению. Правда, многие христиане думают что Иисус все-таки будет пасти всех “жезлом железным”. Непонятно только почему они в этом убеждены – при первом пришествии Иисус не проявил ни одной замашки сверх-правителя. Неужели Иисус не такой, каким нам показался?
Одним из примеров еврейской гордости является высказывание Нафанаила: “Из Назарета может ли быть что доброе?”. Действительно, не все ли там негодяи? Например, сегодня это высказывание может прозвучать следующим образом: “разве в Москве есть нормальные люди?”. Или ” Не все ли в Америке извращенцы?”. Иисус нашел в себе силы похвалить Нафанаила за его прямоту, хотя за это высказывание можно было и обидеться. Нафанаил, хотя был горд за свой народ, не был упрямцем и изменил мнение об Иисусе как только увидел его. Это, несомненно, похвально. В следующие три года Нафанаилу пришлось расстаться с гордостью за свой народ. Гордость и высокомерие, несомненно, являются одними из самых больших угроз духовному здоровью человека. Иисус однажды отдельно упомянул данную болезнь в своей притче:
Сказал также к некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других, следующую притчу: два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне грешнику! Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится. (Лук.18:9-15)
В конце концов, согласно Библии, гордость и чересчур высокое мнение о себе явилось причиной падения одного из высших ангелов Бога: Люцифера, “сына зари”. Этот факт является свидетельством, что ангельский, нематериальный мир тоже не совершенен, то есть свобода воли присуща и высоким нематериальным мирам, а не только нам. Высокомерие может возникнуть и там. Гордыня – мать всех грехов, так сказать. Чтобы избежать этой напасти, надо осознавать что все люди примерно равны или равноценны: если не по талантам, то качествам характера, если не по уму, то по общественной пользе и та далее. Никто из нас, людей, не имеет морального права поставить себя выше нежели остальные. Даже Иисус, который имел на это право (здорово наверное “покуралесить” в созданной самим Вселенной – если что поломается, то можно и починить) не поставил себя недостижимым и властным царем над людьми. Напротив, он провозгласил анти-природный, анти-эволюционный принцип: “кто хочет быть первым, будь всем рабом и слугой”. То есть имеющие реальную власть, великие существа духовного мира живут по этому удивительному правилу. И ничего страшного не происходит! В нашем мире у большинства превалирует иной принцип – если возможно, надо подмять под себя остальных. Как у животных. Увы, стремление быть первым встречается и у различного рода церковных иерархов и начальников, вроде бы знающих правило “по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя”. Для всех гордых, высокомерных и самодовольных людей существует одно грозное предупреждение: чем выше человек себя возносит, тем больнее будет падение, тем более горечь нереализованных амбиций и унижения. Последователей учения Иисуса, добровольно унижающих себя в служении людям, ждет иная перспектива: возвышение.