Баптисты, пятидесятники – эти религиозные течения в России невозможно отделить от той среды, в которой они родились. Как говорит Библия, “рожденное от плоти есть плоть”. Рожденные в русско-украинской глубинке баптисты, как правило, до сих пор недолюбливают университетскую образованность. По сути это народное движение, захватывавшее в начале 20 века низшие слои населения. Если бы не красный террор, евангельско-баптистское движение могло составить тогда конкуренцию любой идеологии. Но увы, как и многие движения, баптисты попали под красный каток. И в пример многим, они не исчезли, не ассимилировались, не испугались. К сожалению государственное насилие глубоко травмировало баптистов и пятидесятников и сделало их наполовину маргиналами, недоверчиво относящимися к стране, в которой они живут.
Я пришел в баптистскую церковь в конце восьмидесятых, в эпоху перестройки, когда церквям уже было позволено расклеивать на столбах и досках объявлений приглашения на богослужения. Благодаря этому я обрел веру в Бога, однако не смог стать своим в баптистской церкви. Я проповедовал, занимался библиотекой, даже работал сторожем в доме молитвы одно время, однако так и не смог слиться с ними воедино. Возможно причиной этому была моя тяга к образованию – я задавал слишком много вопросов и “глубоко копал”. Другая возможная причина – стремительно меняющаяся атмосфера в стране, когда замкнутые и дружные баптисты внезапно увидели что на дверях уже не висят замки и вокруг не снует милиция. Началась неразбериха, церкви стали меняться. Тогда, в 90-х, как я помню, начался массовый исход верующих за границу. Много людей уехало. Была и другая причина, почему баптистские общины вызывали во мне неприязнь – темная сторона баптистских общин.
Когда в неблагополучной семье бьют ребенка, то он начинает скрывать от своих жестоких родителей все – и хорошее и плохое. Выдержавшие гонения баптисты, имевшие свои черные кассы, по ночам крестившие своих детей и тайком собиравшихся читать Библию, словно погрузились в психологическую тьму. Собственно, вся страна тогда находилась в подобной тьме. Все хотели что-то сделать тайком, что-то успеть, что-то провернуть. В большинстве случаев в религиозных общинах поступали честнее чем в других организациях, однако в “потемках” происходило все больше чего-то непонятного. Соблазн обогащения всегда актуален. Если добавить сюда менталитет баптистского движения – упорство, настойчивость, даже фанатичность, клановое мышление, то психологическая атмосфера в церквях становилась иногда невыносимой. Общины начинали разваливаться, люди расходились кто куда.
Время перемен стало для баптистов, как впрочем и для всех остальных, очередным сильным испытанием. И многие не выдержали его. Многие винят свободу в своих падениях, разводах, воровстве, ссорах, расколах и скандалах. Вот мол, не было бы свободы, не было бы проблем. Но так уж Бог устроил жизнь. Ни один недостаток не может быть скрыт и законсервирован. Каждый человек пока жив проверяется со всех сторон.
С тех пор прошло уже почти 20 лет. Каким за это время стало баптистское движение? Что изменилось? За все это время баптистское движение не стало глобальным. Оно не смогло захватить массовое сознание. Оно по своей сути осталось в изоляции. Причины этому, на мой взгляд, следующие: политика реставрации советских порядков, проводимая властями России. Слово “баптист” до сих пор осталось ругательным в России. Хотя оно означает всего лишь “креститель”. Религиозная свобода была задушена, к “сектам” и людям, их представляющим, уважения не появилось. За время относительной свободы баптисты могли были добиться каких-то целей несмотря на все препоны государства. Главная причина – излишний консерватизм и лень. Нежелание развиваться, искать, учиться и меняться. Парадоксально, но главная причина падения иудейского государства и Иерусалима – принцип “окопаться, все сохранить, не сомневаться, с нами Бог” до сих пор доказывает свою “эффективность”.
Евангельская весть, пробудившая миллионы людей в 20 веке – лишь очередное осознание одной большой истины откровения Бога. До этого подобное пробуждение имело место во времена Лютера. До него своего рода пробуждение имело место в монастырях Европы. Кто сказал что сейчас не время для поиска нового понимания Евангелия? Кто сказал что все уже известно и переосмыслению ничего в Библии не подлежит? Почему баптисты до сих пор боятся образования? Последний религиозный лидер, имевший популярность в России – Александр Мень. Широта его взглядов и образованность шокировала церковников и привлекала множество людей, искавших Бога. Православные и баптисты стали очень похожи друг на друга. У них есть табу, которые трогать нельзя. Поэтому их проповеди стали локальными, мелочными, формальными. А глобальные, всеохватное мировоззрение стали формировать все те же чекисты, заставляя церкви служить прежде всего государственным интересам. Как показали последние события, баптисты и пятидесятники не имеют в России своего собственного мнения относительно Украины, сворачивания гражданских свобод или, например, развода Путина со своей женой. Такое ощущение, что баптисты настолько “зациклены” на проповеди Евангелия, что совершенно утратили способность различать добро и зло. На самом деле, конечно, речь тут может идти скорее о соли, стремительно теряющей свою силу.
Относительно будущего баптистско-пятидесятнического евангельского движения в России сказать что-то определенное трудно. В том виде, в котором оно существует сейчас, его путь будет похож на долгий путь православной церкви, медленно срастающейся с государством. Евангелие Христа, обладающее силой над человеческими сердцами, будет долго служить “свечой зажигания” в бюрократической или авторитарной машине. Дело лишь в том, что подобное положение вещей трудно назвать естественным. А следовательно, рано или поздно всей этой системе придет конец. Вопрос в отношении “ручных” конфессий в России – будет ли этот конец похож на естественную, спокойную смерть или насильственную и беспокойную. Впрочем, все в руках Бога. Кто знает, вдруг многострадальные баптисты России однажды преобразятся по благодати Божьей – станут опять героями веры. Или найдут в себе смелость повторить подвиг самого первого Баптиста – Иоанна Крестителя, предтечи Христа.